- Ну вот, опять мимо, – улыбнулась женщина средних лет, аккуратно приподнимая чашку за тонкую витую ручку и аристократично отставив в сторону мизинец.

За её спиной прокатилась лиловая вспышка, сползая по сгустившемуся воздуху, как по светло-голубой стене. Сидевшая напротив девушка невозмутимо отпила из точно такой же чашки:

- Плохо целятся. Опять ворон гоняли вместо тренировок.

- Нееет, – улыбнулась дама, стряхивая, как пылинку, теперь уже красный отблеск со щеки. – Они делом занимались – козни строили.

Свернутый текст

Девушка фыркнула и потянулась за вафлей. Обстрел продолжался уже полтора часа.

Анна, красивая ухоженная блондинка с манерами истинной леди, дважды устраивала героические вылазки за горячим чайником и один раз – за мармеладом. И всё это с идеально прямой спиной, ни разу не уронив изящной шляпки.

Катарина одновременно восхищалась и хихикала, глядя на подругу и наставницу, никогда и ни при каких условиях не изменявшую себе. Война? Извольте, но воротнички должны быть отглажены, волосы аккуратно заколоты и не дай вам боги пропустить пятичасовой чай…Да, Катарина смеялась. Не плакать же, право слово.

- Знаешь…боюсь, я скоро начну уставать… – тихо проговорила девушка после долгого молчания.

Анна приподняла левую бровь. Она, как всегда, была прекрасна.

- Я тебе помогу. Ведь не можем же мы чай не допить, правда? Да и вставать под выстрелы тоже, знаешь ли, не очень хочется.

- Они будут стрелять где угодно, да? – ещё тише, безнадёжнее. Она ещё ребёнок, она устала. И она этого стыдится. Анна с материнской нежностью посмотрела на воспитанницу. Ничего, девочка, ты научишься…

- Да.

Ты научишься. Но придётся нелегко…

От этого короткого и неизбежного «да» у девушки слегка закружилась голова.

И изо всех сил сжались кулаки.

Нет уж. Не возьмёте.

Катарина как могла невозмутимо, только слегка побледнев, откусила кусок мармеладины. Ой, а вкусно!

Ученица улыбнулась, наставница улыбнулась в ответ. Легко не бывает никогда, если только ты не морковка на грядке. А чай нужно пить с удовольствием – даже если вокруг то и дело сверкают совсем не безобидные снаряды глубокоуважаемых оппонентов.

Над миром клонилось к закату июльское солнце, а они сидели на уютной белой веранде деревянного домика и пили чай, слушая начинающийся концерт цикад, звон безоблачного неба и не обращая ни малейшего внимания на канонаду. В мире есть множество вещей куда как интереснее…

Ещё через полчаса нападающим надоело заниматься ерундой, и они по-пластунски вылезли из-за куста сирени.

- Мы придём завтра. И послезавтра. И через два дня. Мы будем приходить каждый день, – с вызовом и обидой в голосе пообещал высокий встрёпанный командир, в своей небритости больше похожий на бандита, чем на офицера, коим ему полагалось быть.

- Тогда до завтра, – вежливо кивнула Анна, очаровательно улыбаясь. – Полагаю, наша встреча состоится в то же время на том же месте?

Командир не ответил, только зло покосился на веранду, кинул наугад последнюю молнию и, повернувшись на каблуках, исчез вместе со своим маленьким отрядом. Она была сама вежливость и грация, чего он обиделся??

Итак, завтра будет новый обстрел. Господа опять будут пытаться сделать их жизнь невыносимой. Они уже давно пытаются, и у них, надо признать, иногда даже выходит что-то путное.

Анна внимательно посмотрела на ученицу. Та кивнула в ответ на невысказанный вопрос и решительно допила остатки чая из белой чашки. Просто иногда ведьму достаточно очень сильно разозлить.

Первым делом Катарина аккуратно пересадила виновный куст далеко за пределы видимости. Туда же отправились пара кусов смородины и молодая липка, росшие у веранды. На их месте зазеленела невысокая трава, запорхали бабочки, запрыгали кузнечики…Теперь спрятаться было некуда, а нападать в открытую господа оппоненты не осмелятся – ну что вы, это слишком опасно.

На следующий день канонады не было. И через день тоже. Небритый командир возник посреди цветущего сада, уныло почесал щетину и тут же исчез во избежание дальнейших неприятностей.

Анна и Катарина невозмутимо пили чай с вафлями и мармеладом и говорили о чём-то незначительном, а из их слов сплетались барашки облаков, цветы и ласточки. Да, им ещё не раз и не два придётся защищаться. Но теперь они точно знали, как именно.

Потому что чаепитие – это тоже искусство. Ну или стратегия, если хотите. А иногда – всего лишь единственно возможный вариант. Не больше, не меньше.

Старшина Пронькин служил в Конторе глобальной бдительности и был оборотнем в погонах.

Оборотнем Пронькин стал случайно. Вышло это таким образом. Однажды старшина участвовал в задержании шпиона. Шпион оказался матерым, опасным – в длинном плаще, в темной шляпе с широкими обвисшими полями, в больших черных очках. Ходя по улицам, шпион не расставался с чемоданчиком, набитым иностранными деньгами, и носил на шее шпионский фотоаппарат, а за пазухой – вражеский пистолет. Конторе глобальной бдительности с большим трудом удалось обнаружить злодея и выследить его. На задержание отправилась группа в пятнадцать человек. Старшина Пронькин был четырнадцатым.

Свернутый текст

Поздней ночью, когда все мирные граждане честно спали между двумя трудовыми днями, шпион прокрался по прямому проспекту, потом свернул на загибающуюся улицу, а после шмыгнул в кривой переулок. Там, у мусорного бака возле старого дома, находился его тайник. Приблизившись к тайнику, шпион дважды ухнул совой на луну, подавая условный знак, и вытащил из стены кирпич, точь-в-точь походивший на все остальные кирпичи. В тот же миг взвыла сирена, со всех сторон ударили прожекторы, и на шпиона отовсюду посыпались сотрудники Конторы.

Шпион отбивался, как зверь – ругался, размахивал кирпичом и чемоданчиком, крутил над головой фотоаппаратом и в свалке даже умудрился укусить старшину Пронькина за ладонь, которой тот вместе со всеми схватил преступника. Однако потуги злоумышленника были напрасны, оперативная группа скрутила негодяя, погрузила его в камеру тюремной спецмашины и разошлась по домам, разгоряченная и довольная. Водитель дорулил на спецмашине до спецтюрьмы и тоже отправился домой – строго хранить молчание о подвиге и спать.

Старшина Пронькин, вернувшись к себе, осмотрел руку. Укус был похож на след от подковы – будто Пронькина в ладонь лягнул крохотный конь.

«До свадьбы заживет!» - решил Пронькин и, не теряя времени на ужин, лег в постель: будильник вскоре должен был прозвонить ему: «Подъем!».

Наутро пойманный шпион был допрошен, быстро расколот и приговорен – то ли к расстрелу, то ли даже к высылке в свою родную шпионскую страну. Старшина Пронькин не интересовался его судьбой – ему хватало иных забот.

Три недели пролетели в обычных хлопотах, а на исходе четвертой Пронькин стал замечать за собой странные вещи. Прежде всего, старшина начал ходить днем по тем сторонам улиц, которые оставались в тени. Потом он наведался в военторг и, смущаясь, зачем-то купил себе темные очки, которых отроду не носил. Наконец, в столовой Конторы Пронькин принялся мысленно пересчитывать рубли на ценниках в валюту, чего не пришло бы в голову нормальному человеку.

В ночь, когда луна стала полной, Пронькину не спалось. Старшина побродил по квартире, полистал вчерашнюю спортивную газету и даже впустую пощелкал переключателем телевизора, на всех каналах которого ведущие прощались со зрителями до утра. Когда часы показали полночь, случилось страшное. На старшину напала боль – сильнее, чем та, которую Пронькин испытал, когда во время пенальти защитил животом ворота от мяча соперника, старшего мичмана Дельфинова. Пронькин забился в судорогах и даже мужественно застонал. Он посмотрел на свои руки – те преображались: сквозь кожу проступили швы перчаток. Рукава домашней гимнастерки погрубели, обшлага расширились. Ноги Пронькина запутались в полах невесть как выросшего на нем вдруг плаща. Потом все внезапно потемнело, и старшина решил было, что ослеп, однако это всего лишь черные очки закрыли ему глаза под широкими шляпными полями. Едва приступ миновал, Пронькин кинулся к зеркалу и вместо себя увидал в нем мерзкую шпионскую фигуру. Гадко усмехнувшись, Пронькин через окно выскользнул из дому.

Ноги сами принесли Пронькина-шпиона к зданию родной Конторы. Двери сторожила охрана, но Пронькин знал, чего дожидался. Ровно в час ночи произошла смена караула: двое прибывших часовых встали против прежних напарников и, глядя глаза в глаза, без слов обменялись тайным паролем. Именно в ту секунду, когда часовые не отвлекались больше ни на что, кроме пароля, Пронькин быстро проник за тяжелую дверную створку.

Всю ночь Пронькин бродил по зданию, фотографируя коридоры и составляя планы помещений, а потом покинул его тем же способом, каким попал внутрь. В серых предрассветных сумерках он добежал до дома и влез в свое окно.

Утром будильник поднял Пронькина по стойке «смирно». С тяжелой головой и ломотой в теле старшина добрел до ванной комнаты, сбрил щетину и почистил зубы. Вернувшись в комнату, Пронькин обомлел: стол был завален влажными липкими фотографиями сверхсекретного объекта. Схватившись за волосы, старшина завыл: он понял, что беспечность погубила его.

«Что же теперь делать? Может быть, обработать ранку йодом?» - запоздало размышлял Пронькин. Однако время было упущено: ссадина уже затянулась, и одна только мысль о пузырьке, хранившемся в шкафчике аптечки с крестом на дверце, привела Пронькина в ужас. Старшина пропал.

С той ночи Пронькин зажил двойной жизнью. Днем он честно отдавал силы и старание отечеству, а в ночи полнолуния пробирался на службу и выносил оттуда совершенно секретные сведения. Как ни странно, последнее даже помогало Пронькину в работе. Поскольку старшина поневоле был теперь в курсе всех конторских дел, помощь его понемногу стала незаменимой.
Вот, например, ломает мозги товарищ майор Орлов: какой из проводков в толстом пучке из отдела прослушивания в Конторе тянется к микрофону в люксе гостиницы «Украина»? Один техник утверждает, что красный, другой – что синий, а сам товарищ майор склоняется к желтому, в зеленую полоску. Пронькин, по ночам вызубривший секретные планы здания наизусть, подсказывает: голубой. Проверяют – так и есть! «Молодец, Пронькин! Буду тебе обязан!» - хлопает старшину по плечу Орлов.

Или еще. Мечется по кабинету товарищ подполковник Соколов: куда он засунул секретный приказ? Когда по нему срок исполнения? И, главное, о чем в том приказе было сказано? Старшина Пронькин, дождавшись обеденного перерыва, не идет в столовую, а бросается домой и перерывает свой растущий архив. После обеда Пронькин, урча голодным желудком, невзначай говорит товарищу подполковнику: помните, что надлежит вам по приказу номер 143/37 ровно через неделю организовать засаду в кинотеатре «Форум»? А сам приказ вы для сохранности в щель под сейфом запихнули, чтобы никто там искать не догадался. «Ай да Пронькин!» - восхищается Соколов и старшину пирожками угощает: жена напекла.

Бывает и серьезнее. Мается поутру товарищ полковник Коршунов: куда он вчера, во время торжества по случаю профессионального праздника День чекушки, именной пистолет подевал? Держится за голову товарищ полковник, мычит, страдает. Старшина Пронькин тут как тут: вы мне, товарищ полковник, вчера пистолет на хранение передали. Сейчас получите или в конце дня? Обнимает товарищ полковник Пронькина: «Объявляю благодарность!» Пронькин по уставу отвечает: «Бдю!» - а про то, что пистолет с гравировкой ночью в кадке с фикусом нашел, деликатно умалчивает.

Так и пошло. Порядка в Конторе стало больше. Чуть что – все к Пронькину: «Пособи!» да «Выручи!». А старшина не загордился – никому отказа нет.

Потом грянула беда. Товарищ генерал Беркутов решил провести особую проверку – как соблюдается в Конторе секретность? Начали негласно – ковырнули один отдел, другой. Тут как раз полнолуние. Пронькин перекинулся в шпиона, нацелился было, как водилось, в Конторе объективом на литерный документ – в тот же миг открылась за его спиной дверь, и вошли в кабинет товарищи майор Орлов, подполковник Соколов и полковник Коршунов.

- Попался, зверюга! – погрозил Коршунов кулаком, а Соколов с Орловым схватили шпиона и переправили в подвал, в камеру.
Утром послали за преступником – провести допрос. Комендант заглянул в камеру и оторопел: сидит на кровати без матраса старшина Пронькин!

Делать нечего. Пронькина доставили в следовательский кабинет и усадили на привинченную к полу табуретку. Товарищ майор Орлов поднял настольную лампу и направил ее в лицо Пронькину:
- Отвечайте на мои вопросы!
Пронькин увидал светящийся круг, словно полную луну, затрясся – и вот сидит уже на табуретке шпион, в плаще, шляпе и при черных очках.
- Раскололся, - сказал товарищ майор.

А товарищ полковник вздохнул, придавил колпак лампы ладонью и, едва вернулся Пронькин в свое обличье, спросил:
- Как же ты, сынок, дошел до жизни такой?
Пронькин закачался на табуретке и выложил все начистоту.

Товарищ майор его показаниями шесть листов исписал.
Закурили офицеры и Пронькину предложили:
- Курите, гражданин.
Стали советоваться: что теперь со шпионом-оборотнем делать?
- К стенке, и серебряной пулей наказать, - сказал, кручинясь, Орлов.
- А ведь жалко его, - признался Соколов. – Много пользы нам Пронькин в лице старшины принес.
Коршунов подумал, покряхтел:
- Ну, так есть еще один способ. Пентаграмма защитная. Как, товарищи, решим? Ставим на голосование?
Лица офицеров просветлели. Пронькин замер, ни жив, ни мертв.

- Твое счастье, что тебя один лишь шпион куснул, - молвил Коршунов. – Иначе не было б тебе сейчас спасения.
Днем позже товарищ генерал Беркутов подписал по представлению приказ о присвоении товарищу Пронькину внеочередного звания и сам вручил ему майорские погоны – каждый с большой звездой-оберегом.
- Ну, товарищ майор, поздравляю! – обнимал Пронькина Орлов. – Слушай приказ товарища полковника: сегодня вечером прибыть в офицерскую сауну и проставиться, обмыть новое звание!
- Есть проставиться! – четко ответил майор Пронькин.

Вечером Пронькин, нежно звеня двумя тяжелыми сумками, открыл дверь сауны. Расставив бутылки по местам, майор Пронькин заглянул в помещение, где в сухом жару сидели на полках: сверху – товарищ полковник Коршунов, пониже – товарищ подполковник Соколов, и в самом низу – товарищ майор Орлов. Все трое были без штанов, но облачены в кители.

- Что ж вы, товарищи офицеры, в мундирах паритесь? – опешил Пронькин.
- Дурень ты, майор, - откликнулся Коршунов. – Полнолуние-тот еще не кончилось!
Орлов передернул плечами, и каждый из сидевших непроизвольно поправил погоны: товарищ майор – с одной звездой, товарищ подполковник – с двумя звездами, а товарищ полковник – с тремя.