Петрович спёкся. Наиболее ехидные, из читающих сей шедевр графоманства, непременно представят себе некую печь наподобие русской, скажем в избушке Бабы-Яги, в которой бедный Петрович, в окружении семьсот пятидесяти килограммов чищеного картофеля, покрываясь аппетитной румяной корочкой, закончил свой земной путь. Но нет! Это не так. Петровича допекла тёща. « Доколе!» – кричала краснощёкая носастая тёща, кидая в него жирными, горячими блинами, которые голодный Петрович тут же, на лету, поедал, пользуясь случаем ( не пропадать же продукту ). « Доколе! – повторилась, продолжая свой монолог тёща, швыряясь в Петровича уже белой густой сметаной, хрустящими солеными грибочками и зернистой красной и чёрной икрой, - Доколе мне терпеть этого идола?! У, зёбра, неработь, шишинам сигин!!!» Суть конфликта заключалась в следующем… Хотя, наверное, следовало бы для начала прояснить общую ситуацию. Вот уже третий день Петрович числился  холостяком. Жена, точная копия тёщи, но более свежий вариант, внезапно, оставив ему коротенькую записочку с пожеланием «не скучать» исчезла, растворилась в окружающем Петровича пространстве. А тёща, к его досаде, осталась. Осталась, чтобы, как она выразилась, «зятю жизни не было…» Вот он и спёкся от такой жизни, вернее от отсутствия таковой. И ушёл. Ушел искать работу – так он гордо позиционировал, в разговоре с Варварой Степановной по мобильному телефону, своё исчезновение пятнадцать минут назад. Хотя работу он искать и не собирался. Зачем? Работа у него была, ведь Петрович был вольным художником. И неплохим художником. По крайней мере, он сам так считал. И он мог бы зарабатывать. Петрович мог бы много зарабатывать. Мог бы швырнуть эти деньги в лицо ненавистной тёще. В красное, носастое лицо. Почему нет? Мог бы. Да только вот «бы» мешало. Ведь не было ни кистей, ни красок, ни холста. И самое главное – не было денег, чтобы их купить. Потенциальные клиенты авансировать отказывались по весьма прозаичной причине – Петрович пил. И пил крепко, запойно, пропивая последнее. Вот и сейчас, достав из кармана поллитру, Петрович присел на подвернувшуюся в парке скамейку и приложился. «Почему, - подумал он отрешенно, - Почему на кисти, краски, холст денег нет, а на поллитру всегда находится?» Это был, безусловно, философский вопрос. Очень философский вопрос. После водки на душе полегчало. Петрович воспрял, вновь почувствовав себя молодым. Петрович без страха смотрел в будущее. Петрович без сожаления смотрел в прошлое. И вовсе неправда, что он тратил деньги только на
спиртное. Совсем недавно, буквально на прошлой неделе, Петрович, продав все свои картины, получил солидную сумму и всю её потратил на цветы. Да, да на цветы. Нет, Петрович не купил цветочный ларёк Наримана. Петрович купил миллион роз. Миллион алых роз. «Это ж во сколько этот «букет» ему вышел?», - спросит дотошный читатель. Не будем считать чужих денег. Но на квартиру без тёщи, в центре Москвы хватило бы и ещё осталось на молодую жену, шикарную тачку и многое другое. Но этого не произошло. Зато на прошлой неделе алыми розами был завален весь двор  дома, где жил Петрович, тёща и любовь всей жизни Петровича – жена Катька. Петрович вздохнул – сердце его было разбито, денег не было, местная управляющая компания ЖКХ требовала убрать со двора огромную кучу из замёрзших лепестков, листьев и стеблей. А эта дура Катька, не оценив его жеста и плюнув в сердцах, окончательно ушла небось, к этому ничтожеству, этому маляру Чебуркевичу. Ну и пусть! Петрович вскочил, залпом выпил остатки водки и побрёл в глубину парка прямо по сугробам. «Проверишь секретики?», - спросил, живший в его голове, голос. «Проверю» - решил он и проверил. Все секретики были на месте. Почти все. После того, как Петрович, стоя на коленях, бережно разгрёбя снег над последним, полюбовался сквозь толстое стекло на безмятежно-спокойное лицо жены, уже стемнело. Оставался последний – не такой, как все. Этот располагался не в земле, а в дупле старого баобаба. Петрович сунул руку в дупло и недоумённо нахмурился – что-то было не так. Но что? Он последовательно достал из дупла: посох Деда Мороза, магический ящик для волшебных исчезновений,
почти новую женскую дублёнку, катушечный магнитофон «Олимп», пулемёт ПКМБ( вот тут Петрович слегка нахмурился – он точно помнил, что в последний раз клал пулемёт ПКМ, откуда взялась лишняя буква(?)). И наконец его рука нащупала что-то тёплоё и мягкое. «Это конец?!» - вспылил Петрович, но вспомнив, что рука не в кармане, остыл и вытащил её наружу. Вот именно, её – белочку. Ибо в его руке был зажат именно этот грызун одноименно семейства. Белка имела довольно упитанную конституцию, пепельно-рыжей окраски обильную пушистость. На голове кроме плохо скрываемого выражения недовольства, красовалась небольшая золотая корона.
- Чего тебе надобно старче? – без обидняков спросила белка.
«Спроси, где старый пулемёт?» - прошелестел, живший в голове, голос. Но Петрович молчал. «Вот и белочка пришла…» - подумал он самостоятельно и отрешенно. Белка закатила глаза:
- Ну давай-давай, загадывай. Выполню любые три. Да я говорящая белка, но ведь это глюк. Чего только в них не бывает.
Но даже упоминание о глюках не вывело Петровича из ступора. Медленно его взгляд перемещался к беличьему хвосту – великолепному источнику ворса для кисточек. Голос, живший в голове, тоже заинтересовался хвостом: «Какой отличный хвост! Хватай белку и дери его! А! Ты уже схватил её?!
Так дери его!ДЕРИ ЕГО!!!» И Петрович стал драть! Белка от ужаса и боли заверещав что-то уже по-беличьи насилу вырвалась и молнией взлетела на верхушку дерева. А Петрович гигантскими прыжками нёсся к предпоследнему секретику, чтобы по вытащенному из него эскизу, нарисовать свой самый лучший, самый гениальный портрет.

Отредактировано Чистенький Гарри (2012-04-14 18:03:12)